***
ПЕРВЫЙ.
***
Больно! Очень-очень больно, потому что коты не летают. И чем дольше падает кот, тем сильнее болит живот. Мама, услышь меня, мама!
Он был маленьким, перепачканным, чёрным котёнком. И громко-громко плакал.
Она не любит котов. У неё нет своего кота. Я буду её первым котом.
Чёрный, значит, талисман. Иди ко мне – будем тебя выхаживать.
Ладно-ладно, есть буду! Но только рыбу! Коты едят рыбу! И всё! И руками не трогать! Совсем не трогать! Да, кусаюсь, да, царапаюсь! А ты, как хотела? Да, больно! И живот болит! Ну, лечи… Трогай, чтобы лечить! И только ты! Я не люблю людей! Я кот.
За что? Он же человек! Маленький, но человек! Человек не может трогать твоего кота! Сын?! Твой сын?! Как я мамин… был… пока не улетел от неё… Ладно! Неси свою рыбу. Только: я старший твой сын, кот-сын. А он – младший, сын-человек. Буду его учить, когда ты ходишь за рыбой.
Кот. Рюкзак. Самолёт.
Нет! Коты не летают. Ушёл. Почти ушёл. Поймали. Лечу. Высоко-высоко. В самолёте. На коленках. Чудно. Коты летают в самолёте.
Новый дом. А! Плинтус поймал мою лапу! Не трогай! Не дамся! Твоя рука – моя лапа А коготь… вырастет новый. За окном много-много песка. Хочу туда, где песок.
Рыбы больше нет?! Не может быть, чтобы ты перестала находить рыбу!
И в мойке нет? И в холодильнике нет? И в сумке твоей нет?!
Коты не едят тушёнки. День не едят. Два не едят. Три… Неделю… Дай, попробую. Нет, так не буду! Не оскверняй моей миски! Дай, попробую из твоей сковородки! Макароны – тьфу. Пахнет, как мясо… Тьфу!
РЫБА! Коты едят рыбу! А говорила, что страна кончилась! Пока есть рыба – есть страна! Летим в свою страну. Мы уже выросли! Мы можем жить в той стране, которую мы покинули.
Кот. Рюкзак. Самолёт.
Это не наша страна. Похожа, но не наша. Пахнет, как наша, но рыбы опять нет.
Тут много детей – плохо. Дети трогают котов и плачут. Тут коты могут ходить далеко и пить  воду из речки. Всегда, когда хотят, а не когда ты открываешь кран. И тут есть мыши. Много-много полей с мышами.
***
ОНА
***
И он уходил далеко-далеко. И не появлялся на участке, пока я  уезжала в Москву, а дети оставались с бабушкой. Я приезжала и шла на колодец. Он приходил по моим следам. Сытый, довольный, лоснящийся. Он приносил мышей и клал на порог. Дар.
Дар кота мне, не умевшей мышковать.
Он научил меня тому, что даже если тот, кто призван о тебе заботится, не может тебя накормить, нужно искать еду самому.
Мы вернулись с дачи в город, в очередной наш чужой дом. Кот научил меня тому, что дом – это то жилище, где твоя семья.
И, привыкший к вольной жизни, он не мог усидеть в четырёх стенах на девятом этаже. Пару раз, возвращаясь с работы, я встречала его на первом этаже. Приносила в квартиру. В третий раз он ушёл совсем. Я частенько шла домой от метро пешком, надеясь, что он, как на даче, почувствует мой след, и придёт к дому. И всех мелькавших по кустам котов, я считала своими. Мне даже несколько раз казалось, что я видела именно его, а не похожего. Но кот не вернулся. Я знала, что он найдёт, где мышковать и в городе, и где перезимовать в тепле и спокойствии. Но скучала. Скучала так, что решила, что первый кот, будет и последним.
А, приняв в конце концов, его выбор, я приняла от него ещё один дар: умение выходить из ситуаций, которые не устраивают, без оглядки и страха перед неизвестным, начинать новую жизнь на новом месте. Его наука особенно пригодилась в стране, которая в тот момент разваливалась на глазах, исторгая столько дикого и неведомого, что вера в себя и только себя, позволила избежать того, что сломала многих достойных людей.
Кота звали Блэк.
***
ВТОРОЙ
***
Мау… Мау… Мау…
Столько людей. Столько злобы. Столько гор. На одного маленького чёрного кота.
***
ОНА
***
Я на автобусной остановке стояла в ожидании нужного автобуса. А подходили не те. И самым странным было то, что я проводила взглядом уже второй автобус самого длинного маршрута, который обычно приходил реже всех остальных.
А чуть вдали в рядах стихийных торговцев звучало тоскливое: «Мау… Мау… Мау…»
Мы тогда уже собирались переезжать от мамы в свою квартиру. И первым в дом, как принято, должен был войти кот. И я загадала, что, если придёт третий редкого номера автобус, подойду и посмотрю, кто там охрипшим уже голосом зовёт к себе человека.
Котёнок был маленький чёрный. Он карабкался по стенке коробки, в которой мирно спали ещё два его собрата.
— Кот?
— Кот.
— Сколько?
— Сколько не жалко.
Я высыпала в коробку всё содержимое кошелька, схватила кота, и бегом ринулась к долгожданному автобусу.
— Его зовут Атос – донеслось от обрадованной продавщицы.
— Ма… Ма… — сказал кот и затих у меня за пазухой.
***
ВТОРОЙ
***
Наконец-то. Мой человек. Моя мама.
Её руки – еда, тепло, счастье. Её дом – наш дом. Она уходит, я жду её. Возвращается и приносит покой.
***
ОНА
***
А вокруг разрасталось безумие бешенных денег, новых возможностей и страха, что всё это мнимое благополучие сродни мыльному пузырю, который рано или поздно лопнет. И пришёл год падения.
Зимой мимо нашего одиннадцатого этажа пролетел кот с верхнего. Я смотрела вниз на недвижимый меховой комок и понимала, что началось. Вторым был кот наших соседей, который частенько гулял по перилам, сопряжённого с нашим, балкона. Весна и ожидание неизбежного.
Июль был жарки и душным. Кот стойко сносил мои попытки облегчить его страдания путём смачивания его шёрстки под краном. Сетка на открытых окнах и распахнутый настежь застеклённый балкон даже ночью не приносили вожделенной прохлады.
Мы не нашли его однажды утром. Я выскочила на балкон и увидела, что створки раздвинуты.
Три долгих дня мы надеялись, что вдруг он выскочил вечером на лестничную площадку и прячется на чердаке, как было уже не раз. Пока на четвёртое утро дворник не сообщил, что найденный им кот не был живым. И он отнёс тельце на помойку. Наш добрый и благородный Атос закончил свою жизнь на помойке.
Семь лет он приносил в нашу жизнь счастье и удачу. Мама с собакой были на даче. Супруг собирался в командировку. Сына мы должны были отвезти на дачу в ближайшую субботу, чтобы в выходной собрать вещи для командировки.
Кот… Я видела его везде, где он бывал при жизни. Последней каплей был случай, когда он померещился мужу, который протянул руку, чтобы погладить кота… Я поняла, что, оставшись одна в квартире, просто сойду с ума.
Утром вместо запланированной поездки на дачу, мы свернули на птичку. Котёнка выбирали мужчины. Я категорически не хотела, чтобы новый питомец привязывался ко мне. Да, и боль от утраты, была столь велика, что не хотелось ничего и никого выбирать.
В ночь с субботы на воскресенье – первая ночь в нашем доме Третьего кота – была гроза. Странная гроза: сухая, без дождя и молний, но с ветром и громом. Сквозняк, колотивший окна, разбудил котёнка, а тот, в свою очередь, вскарабкавшись по моей голой спине, и нас.
На рассвете мы тронулись в путь, дивясь по дороге, которая вся была завалена вырванными с корнем и поломанными деревьями, какими странными бывают грозы.
И только на даче, выбежавшая нам на встречу племяшка, сообщила, что в Москве был ураган невиданной силы. Он шёл с юга, по тем дорогам и в то время, когда мы планировали возвращаться с дачи. Если бы … не кот…. Коты…. Который погиб, и который пришёл тому на смену, мы бы в ураган попали бы обязательно.
А после июля пришёл август. Упал рубль. Наступил дефолт. Закончилось время бешенных денег и фантастических авантюр. Умерла любимая сестра отца, моя тётя. Следом за ней – бабушка. Тяжело заболела мама.
Кот, Третий наш кот, попавший в наш дом в столь нежном возрасте, что даже есть ещё не умел, был удивительно понятлив, разделяя с нами все невзгоды и радости.
***
ТРЕТИЙ
***
Я вырос. Я Кот. Вольный и самостоятельный. Она поймёт моё желание и отпустит меня на волю.
Поняла. Оделась. Я за пазухой. Мы идём на волю.
Снег. Мой первый снег.
Свобода. Твёрдая, холодная почва под лапами.
А надо мной… её любовь, её забота, её желание быть необходимой мне…
И страх. Ужас о того, что я сорвусь с места, покину, избавлю её от необходимости заботиться обо мне.
Выбор. Мой выбор: уйти, как первый, пожертвовать собой, как второй, или остаться с ней, такой беспомощной и неумелой. Как многому я смогу её научить, если останусь? Как много обрету я, если уйду?
«Мы в ответе за тех, кото приручили» Как это по-человечески! Как наивно и просто!
Нет! Мы в ответе за того, кто приручил нас.
Ладушки! Убедили! Я остаюсь! Мы идём домой! Я под шубой! Она под моей опекой!
***
ОНА
***
Восемнадцать с половиной лет. Много или мало?
Много. Много радости, много открытий, много любви и счастья. Принятия. Боли. Страдания.
Третий всегда был рядом.
Мало. Протестно мало для того, чтобы научиться отпускать, принимая неизбежность.
Третьего уже год, как нет.
Целый год душа прокачивала через себя тепло его последнего вдоха, доверенного моим ладоням.
Память. Она устраивала сеансы повторного осознания – переосмысление.
Боль от утраты. Почему-то именно боль обостряла чувства, вытягивая капельки радости, чтобы затушить отчаянье.
Сознание. Оно давно и надёжно оправдало всё, что не может и не хочет принять сердце.
Картинки. Всплывали надеждой.
Он почти уже обессиливший от неизлечимой хвори пришёл ко мне в постель, как приходил всегда, когда бессонница от дум, заставляла меня взбивать простыни. Пришёл, чтобы подарить Надежду. А вдруг! Вдруг справимся! Надежду, которая вела меня к его последнему вздоху. Да, я до последнего, не верила, что всё….
Я держала в ладонях его бездыханное тельце… и не верила… Рыдала… и не верила… Долго-долго не верила. И искала взглядом…
И училась жить без него.
Кота звали Ричард. Рич.
***
ТРЕТИЙ
***
Много, не мало. Оставлю надежду и уйду. На надежду сил хватит. А дальше всё в её руках.
Ушёл.
Первый снег осени. Хлопьями. Мягкими. Белыми. Укроет. Чтобы никто и никогда не узнал, куда уходят коты.
Мой последний снег.
Её зовут все, а приходит она к избранным нами.